Все просто с этими едоками картофеля: они пашут землю, сгребают сено в силосные ямы, ездят на ржавых пежо, выпивают кружку-другую в кирпичной пивной, уделяют внимание своим подружкам на обочине дороги, на меже, проделывая это с тою же периодичностью, с какой справляют нужду. Все это происходит естественно и бессловесно; ландшафт отшлифован поколениями таких же, как сами герои, едоков картофеля; в этой плоской стране эмоциям не за что зацепиться. На горизонте маячит город - туманный намек на существование другой жизни, но под ногами хлюпает липкая осенняя глина, и что нам за дело, родной?
Как только едоков картофеля призывают а армию, ландшафт меняется. Песок пустыни, сухие красные скалы, ядовитая зелень редких оазисов вытесняют оставшиеся в прошлом заболоченные низины, разбухшие пашни, ватные облака. Умирающие от жажды и похоти бельгийские парни, солдаты третьего полка, патрулируют отторгающую местность, убивают и насилуют обитателей домиков из саманного кирпича. В ответ их берут в плен, отрезают @йца, расстреливают. Единственный оставшийся в живых герой фильма, френологические особенности которого, кажется, являются главным художественным достоинством ленты, возвращается к оставленным под паром земле и подружке, обретая, наконец, нужные эмоции и слова.
Калечит ли души война? Или, наоборот, война - единственное средство вочеловечивания едоков картофеля?
У Брюно Дюмона свой ответ на этот вопрос.
